За последние несколько лет Александр Кушнир взял более двухсот интервью. Воспоминаниями о Майке и эпохе делились его родственники, друзья, музыканты "Зоопарка", организаторы квартирных концертов и знаковых фестивалей, звукорежиссеры и редакторы подпольных рок-журналов. В книге - сотни уникальных фотографий и множество неизвестных широкой аудитории фактов из жизни Науменко. Это глубокое и насыщенное деталями исследование стремительного взлета и еще более стремительного падения отечественной рок-звезды. Книга "Майк Науменко. Бегство из зоопарка" станет финальной частью трилогии Кушнира о великих аутсайдерах рок-андеграунда. Героями предыдущих изданий были Сергей Курехин и Илья Кормильцев. Биография Курехина "Безумная механика русского рока" получила премию "Степной волк" в номинации "Лучшая рок-книга 2014 года".

Какие у вас были отношения с Майком при его жизни?

Эпизодические. Скорее, это взгляд человека, который находится в одной гримерке с будущей легендой. Начинается все с того, что в Москве открываются первые корпоративные ларьки звукозаписи, такие, как будка сапожника. Один такой в подмосковной Малаховке, куда я возил маленькую дочку. А вторая была у метро Проспект Мира. Если от кольцевой идти в Олимпийский, справа на углу дома аптека, и вот, там, в подвальном помещении, был магазин. В тот период я все скупал и слушал, и появились какие-то приоритеты. Для человека, который не мог раскусить шарады БГ и все эти скрытые цитаты и отсылки к старинным китайским философам, "Зоопарк" очень хорошо "вкатывал", но информации никакой не было. Второй этап - знаменитый фестиваль в Подольске и первые официальные концерты в Москве. Тогда не нужны были vip-бейджики, легко можно было оказаться в гримерке и воочию увидеть, в каком состоянии музыканты находятся до концерта и после концерта. (А состояние примерно одинаковое). Третий этап - это довольно трагичный концерт памяти Башлачева в Лужниках 1988 года… Тогда я начал делать первые концерты (квартирные, естественно), и в одной гримерке я брал интервью у кого-то, и там же был абсолютно бухой Майк. Группа уже минут пять как на сцене должна была быть, орет восьмитысячный зал, и в дверях, покачиваясь и нарушая законы всемирного тяготения, появляется Майк и говорит, что мастерство музыканта заключается не в том, чтобы пить или не пить, а в том, чтобы не смотреть выступление своей группы из зала. Что-то такое. Но когда он выходил на сцену, он трезвел. Ну, забывал иногда слова… И последний эпизод -  чуть больше, чем за год до его смерти, прошел фестиваль "Рок-акустика 90-х" в Череповце, где бухал весь фестиваль. Поскольку мы все в одной гостинице жили, можно было наблюдать степень абсурда как у Ролана Барта "Вниз по лестнице, ведущей вверх". Это было, конечно, за гранью добра и зла. Хотя потом находились душевно добрые, теплые, светлые журналисты, которые попытались в своих рецензиях объяснить уровень фестиваля разными обстоятельствами. Мол, гитару дали только в мониторы, и не дали на порталы. Может, так оно и было. Но трезвее от этого икто не становился. Один мой друг, который остался в этой гостинице еще на один день, рассказывал мне интересную историю. Он пошел купить типа заварку или сахар (ну, девушка у него сидела в номере и ему надо было ее чем-то угощать). Вышел на пять минут, возвращается - у него в номере сидит Майк и играет девушке. Друг рассказывал мне: "Он сыграл много песен, которых я не слышал, абсолютно трезвый". Те, кто не уехал, собрались в этом номере человек 10-12. И по расссказам очевидца, "лучший концерт "Рок-аккустики" состоялся в моей комнате на следующий день после фестиваля. А потом Майк в какой-то момент встал, сказал: "Ну ладно, всем счастливо оставаться", взял гитару и ушел.

Он умер у себя в квартире в Санкт-Петербурге от кровоизлияния в мозг совсем молодым, в 1991 году. Как ты узнал о его смерти?

Ну, тогда рок-движение сильное было, все друг другу звонили. Социальные сети были не нужны. Многие мои друзья и знакомые приехали в Питер, и там, конечно, тяжело было, потому что долго ждали разрешения от кладбища и дней пять не могли похоронить. И все это время на Боровой пили, пили, пили и пили. И совсем недавно, в процессе раскопок, на меня свалилась серия фотографий. Я показываю фото оттуда участникам и говорю: "Что-то у вас лица веселые". Мне ответили: "Мы столько пили, что стало весело".

Когда ты начал собирать материалы для книги?

С незначительной натяжкой можнно сказать, что работа над этой темой началась в 1995 году. Но то, что я замахнусь на книгу, тогда представить, конечно, не мог. Я покуал пластинки, писал книгу, где довольно большая глава была посвящена "Зоопарку", общался с участниками тех событий. 

А вообще группа "Зоопарк" была одна из твоих любимых?

Они входили в двадцатку, а может, в десятку, а может, и в пятерку. И это не уход от ответа, а дело в том, что… Мне кажется, кульминация, квинтэссенция русского рока - это отрезок между сентябрем 1987 года, (концерт в Подольске) и ноябрем 1988-го - концерт памяти Башлачева, и там каждый участник был очень крутой. У группы "Аквариум" периода radio silence, был ни рыба, ни мясо. Поэтому получалось, что остается "Наутилус", "Телевизор", "Калинов Мост", "Зоопарк", панковские периоды раннего "Чайфа". Из московских, конечно, две группы входили: это "Звуки Му" и "Вежливый отказ". Такой вот топ.  Но, естественно, невозможно не упомянуть Летова и Янку. Хотя чуть в стороне они были.

О Майке заговорили после фильма "Лето" Кирилла Серебренникова. Ты можешь определенно сказать, насколько тебе это понравилось?

Ну, если б не было фильма "Лето", не было бы книги. Потому что он в самом хорошем, практически в идеальном смысле, послужил раздражителем. Я увидел, с какой любовью они пытаются воссоздать антураж… В общем-то, это фильм о Ленинграде, сделанный не ленинградцами. То есть почему-то такую простую мысль никто не сформулировал. Буквально через пару месяцев я посмотрел полудокументальный фильм о фильме - "После лета". И я, естественно, видел и какие-то незначительные недостатки (слово "незначительные" мы жирным выделим), которые можно было как-то подправить у себя в голове. И мне показалось, что в эпоху Dolby Surround, "Квадра Звука", что это такой добротный стерео-вариант. То есть я бы глубины добавил, ширины. Помню, как очень впечатленный я вышел из какой-то там предпремьеры. Но окончательно пробило меня не сразу, потому что я по уши сидел в другой книге. Но автоматически я начал делать странные вещи. Подсознательные. На толкучке покупать виниловые альбомы легенд русского рока. И еще, знаешь, какой неожиданный ракурс скажу про фильм "Лето"? Дело в том, что я был на довольно большом количестве концертов группы "Кино", и это было не сильно впечатляюще. За единственным исключением, надо быть честным, когда они были хедлайнерами концерта памяти Башлачева. То есть они немножко научились играть. Считай, конец 1988 года, Цой умер в августе 1990-го, то есть полтора года бессмертная группа стала попадать в ноты и так далее. И это, может быть, возвращаясь к твоему первому вопросу, конечно, "Кино", как и "Аквариум" у меня в десятке не было, это точно. И Майка, который пел под острым углом к сцене, чуть ли не падал, он для меня был значительно большим героем, чем  Цой и Гребенщиков. Фильм это ощущение отразил, но не до конца. Поэтому, с одной стороны, низкий поклон, за то, что он по касательной или рикошетом, или прямой наводкой в лобешник, вошел в жизнь, в сознание каждого, независимо от возраста. Потому что на телевидении очень много было сюжетов про него… И есть же еще такое, знаешь, как картечь. У "Лета" совершенно гениальный саундтрек. Так что вокруг фильма такая целая субкультура образовалась.

Волна разошлась?

 Да, да, да. И эта волна, конечно, с головой меня накрыла.

А тебе было что сказать...

Я это не сразу понял. Когда пишешь другую книгу, это такая чудовищная воронка, черная яма, в которую ты с головой погружаешься. И потом, я даже не сразу понял, что у меня какие-то силы начинают наверх вывинчивать. Я не решил взяться за Майка, а именно, что решился - это разные вещи. Я поехал в такой литературный порно-тур, встретиться с оставшимися в живых близкими Майка. Они и стали героями первых 10-12 интервью. Это была осень 2018 года, прошло почти полгода с премьеры "Лета". Чуть-чуть страсти вокруг фильма утихли, и я увидел, что, во-первых, люди настроены… Интервью не то что легко брались, они прямо лились рекой. То есть достаточно было включить магнитофон, людям было, что рассказать. И я люблю метод монтажа во всем, во всех этих историях, и я понимал, что даже на таком моно-уровне… Вот мы говорим "стерео", "моно", dolby. На таком моно-уровне, то есть ты просто по вертикали прошел его ближайшее окружение, и, в принципе, понятны этапы. Значит, школа, институт - никто Майка не знал, какая-то там своя история. Потом познакомился с Гребенщиковым и пошло-поехало: и акустические фестивали, и первые выезды в Москву... И у чувака нет группы, но ему постоянно подыгрывает "Аквариум". Потом 7-8 лет большой славы, а потом статус "альбом, который издала "Мелодия" и первое место во всесоюзном хит-параде". Обойдя, на минуточку, "Алису", "Аквариум", "Машину Времени", "ДДТ". И он становится самой гастролирующей рок-группой СССР эдак с 80-х, и это начало конца. Потому что туры, бездорожье, бухалово, апатия и, вообще, путь вниз. У меня было правило: не спрашивать про фильм "Лето". Но не получалось. То есть я-то не спрашивал, а люди: "А вот я не согласен…" или, наоборот, "Хорошо, что он был". То есть Серебренников стены разломал. Была, конечно, не Великая Китайская стена…

Берлинская?

Берлинская, да. Место действия - очень ограниченно. Боровая - Пушкинская, 10 - Рубинштейна, 13. Вот этот Петербург Достоевского. Коммуналка Майка, андеграундный сквот, ленинградский рок-клуб. Все очень близко друг от друга. Я могу сколько угодно вздыхать, горевать, выражать недовольство, что герои забыты (на могиле другого моего героя - Сергея Курехина - стоит деревянный крест), но обстоятельства сложились так, что с определенного периода начался какой-то Ренессанс. А тут никаких намеков на Ренессанс не было. Майк был забыт, какие-то там с опозданием полуискренние книги воспоминаний с опечатками выходили и на этом все. 

Казалось бы, все довольно на поверхности, и можно было бы давно и много этот весь объем поднять. Намного раньше, чем ты этим занялся. Но почему у тебя это получилось? 

Кажется, ответ на этот вопрос я услышал на недавней презентации своей переизданной книги "100 магнитальбомов советского рока". Две реплики запомнились, и я под ними, наверное, подпишусь. Реплику первую сказал мой друг из "Новой газеты": "Ну вот, все ругают "100 магнитальбомов", находят неточности, недостатки, но я не буду комментировать, соответствуют ли эти неточности или не соответствуют. Так как альтернативы нет". А вот вторая, она еще ближе к твоему ответу. Один из героев книги сказал, что я интервью делаю вцепившись бульдожьей хваткой, не выпускаю человека, пока не выйму все. 

Делаешь ли ты что-то большее, чем просто журналист? Ты просто делаешь свою работу честно, или это уже расследовательская, детективная история?

Нет. В Англии, например, или Америке мне было бы сложно. Потому что журналисты приходят задолго до саундчека, чтобы попытаться пересечься с музыкантом. Все контакты строго реламентированны. Где можно встретиться с героем? Попытка номер один - между саундчеком и концертом. Попытка номер два - назовем это afterparty, после концерта. Попытка номер три - допустим, группа едет в аэропорт. Большинство интервью происходит по электронной почте. Сейчас много книг стало выходить. Когда автор так, вскользь, в предисловии пишет: "Это ответил мне Леонард в своем электронном письме". Я думаю: "Ну если у вас такие отношения…". У меня практически нет интервью, взятых по электронной почте. Другие потенциальные авторы, те, кто был близко к телу, уже очень сильно устали от жизни. Термин такой есть "усталость металла". И эта усталость… Либо лень, либо близость к телу, она имеет опасный эффект, когда у меня спрашивают про те великие журналы, в которых мы крутились, я думаю: "Боже, ну чего там интересного? Ну да, клево было". Когда ты имеешь к чему-то непосредственный доступ, ты не осознаешь ценности. Второе, наверное, надо говорить о том, что музыкальная журналистика, к сожалению, умерла. Эстетика блога, социальных сетей… Очень редко это можно назвать журналистикой. Ну, разве что лонгриды. А так - чем короче, тем лучше. И вообще, идеальная ситуация - удачные фотки или удачное видео.

Мемы?

Да. Раньше истребители выстраивались в очередь, чтобы на трех взлетных полосах взлететь друг за другом. А сейчас полосы разрушены. Взлетные. Там одна худо-бедно работает в аварийном состоянии, истребителей осталось три-четыре. Поэтому конкуренции нет. Взлетел - уже хорошо. Хорошо, что истребитель еще не потерял боевых навыков, хорошо, что полоса не разрушилась. Кайф в том, что не надо спрашивать разрешения у диспетчера на взлет. Мне не очень нравится словосочетание "рок-движение", но оно действительно было, и местами очень мощное. И человеческое общение имело гигантскую роль, будь то квартирники, будь то интервью вот таких изданий, будь то обмен катушками, переписывание с магнитофона на магнитофон. Как сказал кто-то из героев, вся эта культура - такой подпольный Интернет. Беспроводной. Просто многие считают, что книги - это не модно, а я считаю, что культурологическая память - это дико важная вещь. И я всегда про вечность думаю. Может, в этой фразе ответ на твой вопрос. 

После того, как ты проделал такую масштабную работу, можешь рассказывать какие-то вещи, которые тебя поразили или что ты считаешь своей самой большой удачей… 

Много такого было. Во-первых, мне сразу сказали, что крайне тяжелая ситуация с родственниками, мне ничего не светит. Что под этим понималось? К сожалению, многие умерли давно. Сестра Таня - здоровая, красивая женщина, внезапно умерла от рака. Майк понятно. Сын Женя, ему было примерно 9 лет, когда папа умер. Он не обладает никакой информацией вообще. Про жену Наташу мне сказали, что она пишет свою книгу, и никаких интервью давать не собирается. Поэтому получается, что, допустим, первый тур в Питер, он был очень удачный, и при этом было понятно, что в совсем близкий круг очень тяжело попасть. Дальше произошли следующие истории: интервью с Ишей Петровским, другом Майка и соавтором Blued de Moscou, длилось примерно четыре с половиной часа, и как раз в это время ему позвонила Наташа Науменко. И она спросила: "Что вы делаете?". Он ответил: "Интервью для Майка". Это помогло ее смягчить. 

Еще получалось белое пятно в биографии. Майк начал появляться в тусовке, в 1975-1976 году. С Гребенщиковым в то время они общались не каждый день. Возникал впрос: "А что ты, милок, делал с 18 апреля 1955-ого года до альбома "Все братья - сестры"? Это ж не просто так, ты сел с гитарой и создал шесть шедевров?" То есть вот откуда эти корни шли? И в каком-то из вот этих сборников воспоминаний я наткнулся на одно имя. А именно: "Нас познакомил Родион". Я начинаю копать, что это за Родион. То есть кто-то мне говорит, что он может быть в Америке, кто-то - что он умер. Значит, доставали телефоны… Находились Родионы… И даже готовы были мне рассказать про Майка, но это…

Но это были не те Родионы.

В общем, мне удалось встретиться с этим человеком, который до сих пор живет в Петербурге. Очень странный, живет среди очень странных картин. Но это человек, который с первого курса учился с Майком вместе. К счастью, он много знал о Майке с его 18 до 24 лет. И это было чуть ли не единственное интервью, где я реально переживал, волновался. Человек сменил кучу специальностей, кучу стран, сейчас занимается танцами, такой, манерный немножко… Такие люди очень опасны тем, что одно неверное слово - и человек закрывается. С очень тонкой кожей.

И в период свадьбы Майка близкими друзьями были Наташа и Паша Крусановы, они, к сожалению, развелись. Каждый по отдельности дал блестящее, очень развернутое интервью. И тоже оба многочасовые. И в какой-то момент, наверное, с одной стороны мне перла удача, с другой стороны, наверное, все-таки, у меня существует определенный бэкграунд: мои книги, которые, все-таки, людей ломали. И вот эти интервью ускоряли всякие поиски у людей своих архивов. Появлялись фотографии, какие-то письма, пенал из  пенопласта, где Майк ручкой написал "Битлз". Кассета, на которой Майк сам записывал порядок песен.  Вот такие вещи, они, конечно, очень вдохновляли.

И в этой сказочке дико красивый конец, потому что люди в процессе открытия, раскрытия своих чакр, они на следующий же день, через неделю или в конце интервью говорили: "Слушай, а тебе бы хорошо сделать интервью еще с одним одноклассником". Он, конечно, интервью не дает, но это уже не пугало. Так я вышел на Диму который научил Майка аккордам. Что такое питерская интеллигенция? Питерская интеллигенция это люди, которые с мая по сентябрь на даче, которые не имеют дурной привычки по выходным смотреть телефон или читать электрическую почту. Но, тем не менее, удалось поднять вот эту эпоху. И очень часто круто, что люди в конце интервью начинали как-то просыпаться и советовать, с кем еще взять. То есть это получалось, что клубок все больше и больше, интереснее и интереснее.

Размотать.

Да. Поэтому, например, все фигели, что я взял интервью с Родионом. Одного из офигевших звали Борис Гребенщиков. С Гребенщиковым было знаковое интервью. Он только прилетел из Хельсинки, у них был тяжелый тур, а вечером ему играть в "Крокусе". И сейчас уже не те времена, когда напрямую позвонишь Гребенщикову по известному телефону и договоришься про интервью. То есть посредников появляется куча. А он говорит: "Да? Кушнир? Майк? Все, значит, unlimited". То есть время неограниченно. И как раз ради этого интервью он отменил саундчек. Мы сидим в гримерке, заходит администратор и говорит: "Там пара телевизионных каналов приехали интервью брать". А он говорит...

 Подождут.

Все подождут, да. Ну, закрылась дверь, мы вдвоем сидим, в какой-то момент пошел полемический азарт, когда он говорил: "Сашка, ну как ты не понимаешь, это же настолько очевидно!". То есть мы оба глубоко погрузились в это. И какая-то очень светлая аура это все сопровождала... Такое же доверие было с Наташей. Когда я отсылал ей текст о том времени, когда они еще не были знакомы, это было такое пижонство. Я себя на мысли поймал: "Да, ты много интересного узнаешь". Она пишет: "Я же ничего не знала!". Писала что это очень достоверно, очень реалистично, очень талантливо и есть куча вещей, о которых она даже не догадывалась.

Еще был момент - я брал интервью с фотографом. И заканчивается оно тем, что оказывается, что во время концерта в цирке (вот что у человека в башке было?) он зашел в радиорубку, воткнул штекер в пульт и сделал фактически студийную запись. И никто про это не знает. 

 На ловца и зверь бежит

Но очень жалко, что по "Зоопарку" сложно будет делать лекции, потому что кроме Подольского фестиваля, где Майк сыграл несколько вещей под гитару, видеозаписей нет. И интервью очень мало осталось. Такого бурлеска, какой у Курехина, например, или Кормильцева, в его жизни не было. К одному, извините, там приезжало целое BBC фильм снимать. Второй не вылазил с телеканала "Культура", обсуждал со Швыдким проблемы. У Майка с этим, конечно, тяжко было. Снят был фильм не очень удачный. Записи Ленинградского телевидения с Майком пропали, и их пока никто найти не может. 

Ты про Майка узнал очень много, какую-то часть этой личности ты воплотил. Ты можешь несколькими словами сказать, что это был за человек? Какой он был?

В пике славы 30-летний ребенок-романтик, который удивительным образом, живя в этой стране, не существовал в ней, а двигался от островка к островку по болоту реальности. На каком-то островке его сторожка. Куда стекались с портвейном и гитарами друзья. С другой стороны, человек, которого очень сильно сломала перестройка. И есть очень большая разница между Майком на Боровой. И Майком - артистом.  Даже на саундчеке он был уже артистом. То есть два очень разных человека. Человек, который совершенно не умел давать интервью. Допустим, если у Кормильцева неплохие интервью, на крепкую четверку, то у Майка  интервью это все время защита. Типа ответы "многие так думают" или "многие так делают". Артист не сильно парился на тему артистического костюма. Человек, который любил "глэм", но этот "глэм" кроме ранних этапов, в общем-то, мало воплощал. Скорее, все-таки русский рок. Твой вопрос натолкнул меня на то, что его невозможно одной формулой описать, и, может, и в этом какая-то беда тоже была. Очень бесхозяйственный. Непоследовательный. Независтливый, но обиженный на тех, кто раньше с ним в паре играл на квартирах, а потом резко рванул вперед. Человек, который хранил деньги где-то в книжке. Но не в сберегательной, а в обычной, у себя дома.  Он сам рисовл обложки к кассетам, а черной ручкой он писал название синглов. Вот как про такого человека коротко рассказать? 

Саша, ты начинал учителем в школе. Как думаешь, что тебя сделало из преподавателя человека, который занят таким уникальным делом совсем в другой сфере? Почему мироздание на тебя наложило такое предназначение?

Мне кажется, очень круто на эту тему не рефлексировать, не задумываться, не париться, потому что это дает необходимую легкость, и в этой легкости бывают странные, порой уродливые, формы. Например, я не перечитываю своих книг. Потому что пока ты их делаешь, у тебя есть такая сильная влюбленность. А оргазм происходит тогда, когда ты взял, пахнущий типографской краской сигнал. И, может быть, вот эту ночь ты посидел, полистал, выдохнул и пошел дальше. С одной стороны есть уже опыт многих книг, тыл есть. И при этом очень сильная влюбленность. Желание как альпинист штурмовать очередной пик. Получается, что, когда ты делаешь фестиваль, ты полуархеолог, полуасенизатор. В говне всяком там копаешься и раз в сто лет какой-то бриллиантик находишь. А в других ситуациях альпинист. Мы с тобой вывели формулу правильного треугольника из трех "а": альпинист, ассенизатор, археолог.

Если говорить о сверхъестественном, то нужно вспомнить 18 апреля 2019 года… По-моему, я впервые сделал какой-то пост, из которого следовало, что у меня разгар работы над Майком. И там было много комментариев. Один из этих комментариев пишет Борис Мазин. Человек живет в Казани, и выясняется, что он дружил с Майком последние семь лет жизни. То есть в 1984 году познакомился, а в 1985-м уже делал первые концерты в Казани. Я буквально через пару недель собирался в Казань, и он, как журналист, говорит: "Ты мне примерные вопросы заранее напиши, мы с тобой встретимся…". А еще он сказал: "Саш, я хочу, чтобы ты к этому интервью отнесся по-особенному, потому что я тяжело болею… И длится это уже не первый год. И, по прогнозам врачей, последние анализы не очень хорошие. Я говорю: "Нам два часа хватит?". Говорит: "Ну, хотя бы три". И три часа он рассказывает про Майка с момента знакомства до момента смерти. И, поскольку это журналист, очень опытный меломан, и при этом это человек, который стоит на пороге смерти, он был безумно откровенным…Это было даже не интервью, а какой-то акт. Он притащил две сумки архивов и примерно три пакета фотографий, которые мне просто подарил. И потом от Наташи приходит сообщение, что Борис умер. Примерно через пять дней от него приходит посылка (как выяснилось потом, это сын ее послал), еще одна книга, которая гуляла между ним и Майком. Практически посылка с того света. Есть некоторые отличия этой книги от других, потому что тут я уже кому-то обязан. Слово "мистика" тут уместно. А не напиши я этот пост? Приехал бы как дурак в Казань, и мы бы просто не пересеклись.  

Благодаря таким интервью мы все ближе к Майку становимся. Конечно, вот тут элемент спонтанности, случайности и мистики огромный. Последний момент - озарение которое произошло незадолго до сдачи книги. Мне прислали новый дизайн, и в качестве "рыбы" верстальщик взял текст моей предыдущей книги про Кормильцева. Я ей пишу: "Нет-нет-нет, я сейчас перепишу". И я понял то, что, пока был в процессе, не было так очевидно, что это абсолютный был диптих, а стал триптих. Вот Курехин, который умер от несуществующей болезни, вот Кормильцев, которого съел рак. Но оказалось, что это не рано, рано ушел Майк, который в 36 лет погиб при не до конца понятных обстоятельствах… Эти три книжки можно будет поставить на полочку рядом. И, наверное, это такой очень пронзительный портрет 80-х и начала 90-х. Я обожаю древнюю китайскую пословицу: "Если нет книги, которую ты бы хотел прочитать, напиши ее". Вот эти три книги я и хотел почитать. 

Подробнее читайте на ru.hellomagazine.com ...

300 +