ко, а теперь выходит и экранизация. Накануне премьеры фильма "Текст" мы поговорили с писателем и автором сценария Дмитрием Глуховским о том, почему описанная им история случилась в жизни и что всех нас ждет в будущем.

24 октября выходит фильм по вашей книге "Текст". Вы принимали участие в его создании?

Да. Фильм поставлен не только по моей книге, но и по моему сценарию. Из-за достаточно напряженного командировочного графика мне не удалось быть во время всего съемочного процесса на площадке, но несколько раз я заезжал. И даже снялся в эпизоде, в метро. Решили "подмигнуть" поклонникам моей книги "Метро 2033". Неоднократно встречался с режиссером Климом Шипенко и с актерами разговаривал, с Иваном Янковским, Александром Петровым. Кристина Асмус была занята в спектакле "Текст" в Театре Ермоловой, поэтому она имела больше времени для погружения в роль.

Вы были знакомы с Климом Шипенко?

Нет. Клим, он такой очень серьезный, вдумчивый человек, ответственный… доскональный. И мне показалось, что он подошел с большим пиететом к материалу. Чрезмерным даже. Я человек не очень формальный, и я не сверхвысокого мнения о литературных достоинствах своих произведений, поэтому мне было даже чуть смешно. Он со мной много советовался, но делал часто по-своему.

Вы принимали участие в кастинге?

Меня пригласили к участию в кастинге, но к мнению моему не прислушались. Но я не считаю, что автор должен излишне ревниво и надрывно относиться к адаптации. То, что работает на бумаге, не работает в кино. Когда ты находишься под гипнотическим воздействием текста (текст же тебя заговаривает как бы), ты перестаешь обращать внимание на несуразности. Тебя тянет вперед сюжет, на какие-то вещи ты готов закрывать глаза. Какие-то маленькие психологические неточности могут теряться в массиве той большой эмоции, которая тебя ведет через произведение. Потом книга завязана на воображении читателя. В принципе, книга - это просто пятна краски на бумаге, а все остальное - это твое знание языка, литературы, личный опыт, воображение, ассоциативный ряд. Ты являешься соавтором, достраиваешь, проживаешь совсем не ту вещь, которую создал автор. Есть какие-то якорные моменты, эмоционально общие, универсальные, но дальше ты наполняешь это все своим смыслом, содержанием, эмоциями, необязательно теми, которые вкладывает автор. А в кино многие вещи делаются за тебя, как концентрат, бульонный кубик. И тут уже, конечно, все неточности, несуразности, недостоверности делаются очень заметными. Там мало времени, и каждая обнаруженная зрителем фальшь выбивает из колеи, у зрителя происходит немедленно дисконнект с историей. И дальше он как бы отстраняется, закрывается, скрещивает руки на груди, откидывается: "Это ерунда какая-то. Такого не бывает". И все. Магия пропадает. То есть в любом случае человек приходит в кино и театр с уже заранее скрещенными на груди руками, и задача любого автора - пробить эту броню. Мне кажется, в любом случае мое оригинальное произведение выигрывает в экранизации от того, что создатели фильма что-то переврут или переделают, по-другому интерпретируют. Они же не покушаются на книгу, на оригинальный текст. Он есть, вот книга. Кино только популяризует мою работу.

Так ли вы представляли себе Илью Горюнова, которого сыграл Александр Петров?

Совсем не таким. И Петра Хазина, который полицейский, подонок, его антагонист. Всех представлял себе не такими. Но какая разница? Будут, значит, они теперь такими. В конечном итоге это решение продюсеров, которые отваживаются достаточно неоднозначный в общественно-политическом смысле текст экранизировать. И это их ответственность с точки зрения кассы, сборов. Они взяли артистов популярных, но талантливых. Насколько есть попадание в образ - это вопрос. Мне кажется, для каждого из задействованных актеров именно из-за их широкой известности и коммерческой востребованности, как и для меня, это шанс рассказать какую-то совершенно другую историю, искреннюю, которая, вообще-то, и не планировалась как сверхпопулярная вещь, но которая просто в какой-то степени отразила дух времени и острые для нынешнего момента проблемы. Правда, чуть предвосхитив их… Года на два. Иван Горюнов опередил Ивана Голунова. По чистой случайности, с одной стороны. А с другой стороны, из-за того, что феномен подброшенных наркотиков стал настолько общим местом, что… Не то что это прозрение какое-то или пророчество, это просто попадание. Даже фамилии похожи. Мог бы быть Годунов или Горенов, Горбунов… Все равно было бы попадание. Там сидят тысячи Горбуновых и Годуновых, несколько сотен человек по той же статье. Если каждый третий по ней сидит... Это был только вопрос времени и внимания медиа к этому явлению. Я про Голунова ничего раньше не знал, к своему стыду. То есть я про его какие-то расследования слышал, но его как журналиста-расследователя совершенно не персонифицировал.

Теперь все его знают.

Мы можем только радоваться, что конкретно его судьба так счастливо разрешилась, но судьба остальных десятков тысяч Голуновых, Горбуновых, Годуновых не разрешилась так счастливо.

Вы не только писатель, но и работающий журналист. Поэтому за пару лет до событий смогли такую вещь написать.

Ну конечно. Я очень интересуюсь политическими актуалиями. Много лет работал в политическом журнале и новостным корреспондентом. Люди обычно говорят: "Ах, от "Метро 2033" прыгнул сразу в реализм". Это совсем не так. Первая книга из цикла "Метро" была написана 20 лет назад, и даже в ней есть политическая метафорика, аллюзии, просто, как и положено писательской фантастике, это закамуфлировано под фэнтезийный сюжет. А референсы все ультрареалистические: политическая и общественная жизнь страны и проблемы, о которых хочется говорить, но не хочется делать это слишком уж в лоб. Девять лет назад у меня вышла книга "Рассказы о Родине" - фактически политическая сатира. Это меня всегда интересовало. И я продолжаю очень внимательно следить за тем, что происходит в политике. У меня есть среди знакомых люди по разные стороны баррикад, и мне важно, как автору, не занимая каких-то позиций на этих баррикадах, четко видеть всю картину. Информационное поле настолько замусорено враньем, что любая непредвзятая оценка (не скажу - объективная, потому что никто не объективен) человека, у которого нет никакой личной материальной заинтересованности в том, чтобы поддерживать одну или другую сторону, - это, конечно, многого стоит и вызывает и нарекания, и удивления, и иногда даже комплименты: "Мы все это понимаем, но как же ты это говоришь?" Хотя никто не запрещает, в принципе, другим людям хотя бы говорить. Поэтому для меня вполне естественно размышлять на те же самые темы, что и в других книгах, просто отказавшись полностью от жанровых инструментов и костылей. И вдруг эта вещь оказалась в центре общественного внимания. Хотя раньше были и более жесткие вещи, просто тогда думали: "А, это фантастика какая-то…"

Все не по-настоящему.

Желание взять и сделать что-то серьезное роднит нас и с Александром Петровым, и с Кристиной Асмус, и так далее… После долгого делания каких-то популярных вещей хочется сделать такую вещь, которая была бы по сути. И поэтому, мне кажется, они к этой работе отнеслись гораздо более серьезно, чем к другим. Потому что все уже подходят к такому возрасту, когда хочется чего-то настоящего.

По-взрослому высказаться?

Да. Ну и потом, мне кажется, у популярных людей есть определенная доля ответственности. Они все-таки общаются с большой аудиторией. Дальше вопрос: чему они эту аудиторию учат, о чем они с ней разговаривают? Мне учить людей нечему. Я не Лев Толстой, не Федор Михайлович Достоевский, я другие цели преследую. Мне хочется заставить людей думать и призвать их к диалогу. И так есть некоторое количество людей, которые не имеют достаточно совести и при этом считают себя вправе что-то рассказывать, поучать, предписывать. И в особенности безнравственные люди грешат разговорами о нравственности, а бездуховные - разговорами о духовности. Это очень в нашем медийном пространстве заметно. У меня другие цели. Я не считаю себя ни особенно нравственным, ни особенно духовным человеком, но мне хотелось бы немножко повысить градус честности в обществе и вызывать людей на более откровенный, искренний разговор на те темы, которые замусориваются или замалчиваются.

По поводу ваших героев. Если отбросить все обстоятельства, которые происходят и в "Метро", и в "Тексте", они - обычные, среднестатистические люди, без сверхспособностей, которые попали в сложные ситуации. И вдруг в них находится невероятная сила и масса положительных сторон. Вы верите вообще в человека, в то, что он может найти в себе такие силы?

Стержень есть в каждом. Всех нас родители воспитывали, по крайней мере словами, одинаково. Все мы знаем, что можно делать, что нельзя, что хорошо, что плохо. Какая-то базовая этика представления о добре и зле закладывается и родителями, и в детских садах, и в школах. Дальше, конечно, мы понимаем, что дети учатся у родителей по делам. И родители, диктующие детям нормы поведения, которых сами не придерживаются, подрывают свой авторитет, вызывают недоверие, взрыв мозга. Ну и дети начинают догадываться о существовании двойных стандартов, лицемерии, притворства. Родители размывают представления о допустимом и недопустимом. Но где-то внутри все равно сидит понимание, что делать можно, а что нельзя. С моей точки зрения, главное, что делать нельзя, - нельзя делать больно другому человеку. Вот отсюда исходит мое личное представление об этике. Есть вещи наносные в отношениях между мужчиной и женщиной, между родителями и детьми. Они от общества к обществу, от времени к времени, от культуры к культуре меняются, но я стараюсь (не всегда это получается, но я стараюсь) не делать больно другим людям. И это для меня краеугольный камень, из которого проистекают другие представления - об отношениях, о верности, о предательстве, о дружбе. Есть какая-то база. Что касается того, верю ли я в человека… В целом я в человека, разумеется, верю. Мне, например, совершенно не близки разговоры о том, что русский человек - генетический раб какой-то, это полная ерунда. Есть Северная Корея и Южная Корея. У их жителей совершенно разный менталитет: одни покорные, безвольные, а другие суперинициативные. И за счет этой инициативы завалили весь мир телефонами, культурой, судами торговыми, телевизорами, машинами. А другие ничего не производят, кроме амфетамина, компьютерных вирусов, насилия и страха. Поэтому, разумеется, генетика здесь ни при чем, а вот воспитание при чем. Но каждое новое поколение имеет шанс вырасти другим. И в принципе, весь городской молодой средний класс - и в Москве, и в Петербурге, и в Екатеринбурге, и в Новосибирске - совсем не советские люди. Правят нами "совки", да, приподнявшиеся в 90-х годах. Но все меньше и меньше население, которым они управляют, это люди с каким-то внутренним стопором. Но все меняется. В человека я, безусловно, верю. И маленький человек… Ну что такое маленький человек? Маленький человек - это человек, от которого, может быть, ничего не зависит. Необязательно даже человек недостаточно образованный…

Небольших амбиций?

Скорее, небольших возможностей. Но это не значит, что он не может в своем микромире прожить гораздо более эмоционально насыщенную, надрывную жизнь, чем герои глянца, или люди на вершине политического олимпа, или бизнесмены… Он менее пресыщен, с одной стороны. С другой, мне кажется, у маленьких людей, у которых нет возможности затыкать проблемы деньгами, драматические ситуации проживаются гораздо тяжелее и надрывнее. Обеспеченные люди имеют возможность здесь кинуть денег, там кинуть денег, откупиться от любимых, от нелюбимых. Вылечить…

Отвлечься…

Да. Поэтому, наверное, проблемы маленьких людей интереснее. У них нет возможности это цементировать, понимаете? Пластырем залеплять. У них раны все на виду, и саднят, и нарывают.

Вы говорили, что сейчас, может быть, перейдете к семейной драме…

Собираюсь, да. Мне очень интересно поговорить про феномен распада семьи. Особенно в моем поколении, 30–40-летних. Как меняются представления о том, что такое семья, для чего она нужна. В отличие от того, что происходило 20–30 лет назад, нынешние молодые люди никуда не спешат и не особенно готовы друг друга терпеть. Мне интересен слом, происходящий в обществе, - как люди себе представляли семейную жизнь и что от нее в результате получают, на сколь многие жертвы они готовы идти ради семьи, да и готовы ли, как они идеализируют отношения, - на примере семьи с детьми, где дети становятся заложниками взаимоотношений взрослых. Тема не свежа, но я думаю, что каждое поколение сталкивается с этими вопросами. И хочется в новых реалиях и со своей точки зрения этот вопрос рассмотреть. Возможно, даже ничего радикально нового в этой теме не добавляя.

Известно, что со времен Шекспира или древнегреческих трагедий человеческая природа не изменилась.

Я думаю, что с гораздо более ранних времен. Но человек как биологический вид существует как минимум 100 тысяч лет, и правила игры все время меняются. В связи с модернизацией, с реорганизацией общества, с экономикой. И с тем, например, что женщина сегодня наконец-то получает все большую и большую финансовую независимость от мужчины.

Как и психологическую.

И за счет этого психологическую. И поэтому нужно ли женщине так уж гнаться за мужчиной? Нужно ли думать об одном мужчине? Нужно ли теперь думать (как она привыкла), что его нужно к себе привязать? Необходимо ли ей каким-то образом оставаться все время в идеальной форме и впадать в кризис от того, что она не в идеальной форме? Вообще предназначены ли мужчина и женщина для того, чтобы провести всю жизнь вместе? Или это природой было создано как краткосрочные, 5–10-летние союзы на время воспитания детей? Потому что совершенно очевидно, что мужчина и женщина не живут в гармонии друг с другом, что они очень заинтересованы друг другом на начальных этапах, плюс-минус несколько лет, но потом практически в любой паре намечаются расколы, распады, трения, которые приводят к разрушению всего. Или люди каким-то чудом - через семейных психологов, через смирение, через покорность, через втаптывание другого человека, подчинение его - каким-то образом балансируют. Для этого были и религиозные основания, потому что вплоть до XX столетия человечество жило под огромным влиянием религиозных догм и подавляло свои позывы (можно сказать, как конструктивные, так и деструктивные) касательно всяких соблазнов, конфликтов… То есть семейная жизнь очень жестко регламентировалась религиозными законами: простому человеку нельзя было даже думать о том, чтобы их нарушить. Но были и другие нормы. Экономические ограничения, опять же. В Советском Союзе это квартирный вопрос. Вот ты женишься - вот у тебя квартира, ты разведешься - и тебе некуда деваться. Ну и дальше люди вынуждены, ненавидя друг друга, сосуществовать, приспосабливаться, оставаясь глубоко несчастными. И сейчас, мне кажется, настало время, когда это (у нас, по крайней мере) разрушается. Следующий вопрос: насколько это хорошо, насколько это плохо? Какие представления о том, как правильно и что морально, нам присущи изначально, а какие в нас внедрены воспитанием или образованием? Что нам присуще как людям и что является искусственным конструктом, внедренным, может быть, в целях общественного контроля? Потому что в любой религии очень силен этот элемент заморозки общества. На поддержание традиций…

В удобных структурах.

Да. Понятных, управляемых. Наверное, на каком-то этапе это было полезно, потому что люди, как и животные, не были предназначены для жизни в многомиллионных социумах. И религия, и политические структуры - это все примеры самоорганизации общества. Человек вообще не был предназначен для жизни в гигантских популяциях. Это, разумеется, все противоестественно, что мы видим за окном. Но каким-то образом нужно было и умерять насилие, и организовывать людей в группы, и заставлять их подчиняться и действовать слаженно, и так далее. И религия оказалась очень удобным инструментом.

После аграрной революции надо было как-то контролировать все эти массы…

Вы тоже читали Sapiens Юваля Ноя Харари, да? После аграрных и промышленных революций человечество стабилизирует себя различными мифами. А что теперь, когда женщины больше не зависят от мужчин? Когда зацикленность на вопросах репродукции немножко снижается? Люди как минимум на 10 лет начинают откладывать воспроизводство. Лет до 35–40.

И необязательно для этого нужен конкретный мужчина.

Совершенно верно. Потому что ты можешь своего ребенка вырастить сама. Ты можешь снять свою тревожность по поводу того, что ты бездетная, каким-нибудь более или менее симпатичным мужчиной. Это вообще не та модель, которая была раньше. Но у людей еще остается инерция. Все еще мамы, бабушки говорят: "Давай замуж… Тебе же 30 лет". А с другой стороны, думаешь: "И чего?" А потом у тебя уже есть к этому возрасту подруги, которые вышли замуж…

И уже развелись...

И уже развелись, переругались с мужьями, потому что оказалось, что у них с мужьями какой-то разрыв представлений о том, что такое совместная жизнь, зачем все это нужно. Ну и у мужчин тоже может быть своя точка зрения, ведь разговоры о детях заводят женщины, а потом, когда дети уже заведены, они, сложив руки на груди, заявляют: "Я не хочу этим заниматься". Секунду! Зачем тогда все это было? "Ну, мне нравится белое платье…" В общем, мне интересно женскую перспективу и понять, и с мужской сравнить. Давно на эту тему размышляю, и вот, мне кажется, я подошел к тому, чтобы попытаться книгу написать. Роман.

 Благодарим ресторан Ruskiза помощь в организации съемки

Подробнее читайте на ru.hellomagazine.com ...

200 +