фото показано с : ru.hellomagazine.com

С 12 по 15 марта в "Гоголь-центре" прошли премьерные спектакли "Обыкновенная история" по Гончарову. О том, что это за постановка, - в интервью с Кириллом Серебренниковым.

С 12 по 15 марта в "Гоголь-центре" прошли премьерные спектакли "Обыкновенная история" по одноименному роману Ивана Гончарова. О том, что это за постановка, режиссер Кирилл Серебренников рассказал HELLO!, также затронув темы цинизма, романтизма и правильного воспитания молодого поколения.

Спектакль "Обыкновенная история" по Гончарову - современное прочтение истории о том, как молодой провинциальный идеалист попадает в столицу под крыло своего богатого, циничного дядюшки и что из этого получается. В 1966 году "Обыкновенная история", поставленная на сцене "Современника" Галиной Волчек, наделала много шума. В роли прожженного дядюшки блистал Михаил Козаков, в роли восторженного племянника - Олег Табаков. В 1990-м в этой же пьесе (режиссированной самим Табаковым) в театре-студии "Табакерка" Олег Павлович уже явился в образе циничного дяди, совершив, так сказать, полный цикл превращений гончаровской истории.

На сцене "Гоголь-центра" Кирилл Серебренников создал свою - современную - версию спектакля, в корне отличающуюся от предыдущих постановок, но с мыслями о них, с мыслями об игре мастера Олега Павловича Табакова, отмечающего в этом году 80-летний юбилей.

Так получилось, что спектакль возник в год юбилея Олега Павловича, - начинает рассказ Серебренников. - Мы еще решаем, как это лучше ему сказать. Глупо же писать на афише: "Подарок к 80-летию". Но мне хотелось бы, чтобы Олег Павлович знал, что мы делаем свой спектакль, думая о нем, о том, как он это играл в свое время.

- Кирилл, но ведь вы выбрали "Обыкновенную историю" не только ради юбилея. Почему вы захотели поставить именно эту вещь?

- "Обыкновенная история" - очень важный роман в русской литературе. Он о воспитании чувств, о поиске человеческого в человеке.

- В юности вы любили Гончарова?

- Был к нему спокоен.

- Гончаров, увы, не самый популярный сегодня автор.

- Да, не самый. "Обломова" еще ставят, а блистательную "Обыкновенную историю" нет. А ведь публикация "Обыкновенной истории" в свое время вызвала такую же реакцию, какую сегодня вызывают книги Захара Прилепина или Владимира Сорокина. Это был взрыв. Все обсуждали. Всех это тронуло... В середине 1960-х в "Современнике" Галина Волчек поставила знаменитый спектакль по инсценировке Виктора Розова, очень значительный в духовной жизни шестидесятников. А мы сегодня с этой эпохой как-то соотносимся. С концом оттепели и началом застоя. Новых заморозков. Поэтому я решил вернуться к этому тексту. Перечитал его. И понял, что стоит об этом напомнить.

- И в чем там параллели?

- Там все настолько про нашу жизнь, что не нужно ничего придумывать. Мы чуть-чуть подкорректировали содержание романа: слова какие-то, ситуации. Там Петербург, здесь Москва, мы называем ее просто: "Город". Вот приезжает молодой парень Саша Адуев со своими романтическими идеалами в современную Москву, и на него вся эта жизнь наваливается. Он попадает в мир, в котором нет места жалости, состраданию, который весь состоит из холодного света рекламных огней, где надо все время улыбаться и быть успешным. И он не выдерживает, его идеалы не выдерживают испытания цинизмом... В 60-х, когда Табаков играл Адуева-младшего, он показывал, как влюбленный порывистый юноша может превратиться в чиновничье мурло. А у нас Саша Адуев становится не просто мурлом. Он становится первым мерзавцем, практически хозяином этого мира. "Обыкновенная история" - это история человеческого изменения, очень мощного, сущностного...

- "Обыкновенная история" имеет жанровое определение "роман воспитания". Вы верите в воспитательную роль искусства?

- Я верю. Я верю, что жизнь воспитывает, что человек сам себя воспитает. И вообще я верю, что человек не изначально подл, низок, греховен и для него все бесполезно. Можно свою карму изменить. Трудясь. Работая. Помогая людям. Делая правильный выбор. Кстати, хочу поблагодарить Фонд Олега Дерипаска "Вольное Дело" за поддержку. Они нам очень помогли.

- Но учить и проповедовать, как великая русская литература, это не задача театра?

- Я не верю проповедям. Театр, если он сложный, современный, заставляет человека не верить в готовые максимы, а думать, включает механизмы мышления, которые у него в обычной жизни зачастую выключены.

- Часто он включает эти механизмы методами, можно сказать, насильственными. Сегодня, когда жизнь сама полна насилия, может быть, театр должен...

- Обманывать?

- Нет, чувства добрые лирой пробуждать...

- Бывают же разные формы поведения в стрессовой ситуации. Можно обмануть. А можно сказать: "Вы больны. Если вы не будете лечиться, вы умрете". Эта стратегия кажется очень жесткой. Но на самом деле она правильная. Театр должен быть честным. Он должен говорить и какие-то горькие вещи, чтобы человек задумался. Другое дело, в какой форме это делается. У нас в театре нет спектаклей, которые бьют зрителя по щекам. Я сам не люблю подобные постановки. Меня прямо катапультой выносит из зала, когда люди со сцены говорят зрителям: "Вы говно". Самые жесткие вещи можно сказать по-человечески.

- А что такое "честный театр"?

- А вот буквально то, что я сказал выше. Театр, который не врет, который не притворяется, который не считает зрителя идиотом. Когда наша "Седьмая студия" только делала первые шаги, про нас стали рассказывать очень много сплетен: что все мы наркоманы, извращенцы, что у нас в театре все колются, пьют... Но у нас не то что никто из актеров не пьет, у нас в театре монтировщики не пьют. Все занимаются спортом, йогой, летом ездят в мо­настыри, на Афон. Волонтерствуют, нищим помогают, бездомным. Хорошие, здоровые люди. Чистые ребята. Я говорю об этом спокойно, не хвалясь. Просто констатирую факт. При этом я вижу обратную ситуацию, когда люди такие, знаете, "бровки домиком", говорят о свете, о добре, патриоты. А сами такое творят в жизни... Очень много ханжества вокруг. Лицемерия. Повсюду двойные стандарты. Сегодня все общество проникнуто ненавистью и агрессией. Оно находится в состоянии войны. А я против войны всеми силами. И против лжи.

- Вы чувствуете враждебность по отношению к себе, к театру?

- Отвечу нет. Во-первых, к нам приходит публика, которая знает, куда она идет. Это очень хорошая аудитория - городские интеллектуалы. Люди с умными лицами. Во-вторых, такой пример. Мы недавно вернулись из Екатеринбурга. Показывали там три спектакля: "Митина любовь", "Мертвые души" и "(М)ученик". Это были первые гастроли "Гоголь-центра" по России. До этого Минкульт вычеркивал нас из всех списков. Про нас снимали заказные скандальные репортажи, программы погромные выходили на пропагандистском телевидении. Нам первые гастроли сделали частные лица - долго пробивали их, и мы уже были готовы к тому, что приедем туда и окажемся, как вы говорите, "в кругу врагов", в какой-то кислотной среде... Но нам устроили такой прием, что хотелось плакать от счастья. Весь город заклеен афишами. Пришел весь бомонд-перебомонд. Стоячие овации. Зрители прекрасные, завалили цветами. Притом не факт, что все они либералы. Люди говорили нам очень важные вещи: "Если современный театр такой, то мы хотим его видеть всегда". А для нас нет комплимента лучше. Просили приезжать еще.

- Хотелось бы поговорить о ваших проектах вне театра. Они, как обычно, впечатляют. Например, вы будете ставить в Париже "Бориса Годунова" с актером Дени Лаваном. Кем он будет? Неужели Борисом?

- Может быть, Борисом, а может, Самозванцем, а может, кем-то еще. Мы обсуждаем. Но уже твердо решили, что работаем вместе. Мы давно общаемся, он очень любит русскую литературу. И это наш давний замысел.

- В Большом театре вы готовите премьеру с хореографом Юрием Посоховым - балет "Герой нашего времени". Необычная ситуация, когда над балетом работает не только хореограф, но и режиссер.

- Мне и самому это кажется необычным. Чем я могу быть полезен? Я же не могу говорить артистам балета, куда им ноги ставить, куда руки. Но я, как режиссер и художник спектакля, создаю обстоятельства, в которых им приходится работать. Я написал либретто, сам сочинил структуру балета: где дуэт, где трио, где массовая картина.

- Музыку для балета вы заказали молодому композитору Илье Демуцкому. У него яркая биография: одна запрещенная опера в Петербурге плюс сочинение для голоса с оркестром на текст последнего слова Марии Алехиной из Pussy Riot в суде, за которое он получил первый приз на конкурсе в Болонье... Ваши политические взгляды известны. Для вас было важно работать с человеком, близким по духу?

- Политика тут, к счастью, совсем ни при чем. Я написал ему в Facebook: "Вам интересно поработать над Лермонтовым?" Он ответил: "Да". Потом показал нам с Юрой Посоховым эскизы - нам очень понравилось... Илья Демуцкий создал большое серьезное произведение. Я, когда его услышал, Илью поздравлял и радовался за него! Слушайте, идеология идеологией, но никто не будет предлагать человеку творческую работу, если его профессиональные качества оставляют желать лучшего. Илья Демуцкий - очень талантливый композитор, настоящий профессионал. Очень яркий. Он уже пишет музыку для нашего спектакля "Кому на Руси жить хорошо".

- "Кому на Руси жить хорошо" будет совсем зубодробительной социальной критикой?

- Не факт. Я еще не знаю, куда нас поведет. Некрасов - это не про сиюминутное. Он - о вечных вопросах рабства и свободы. Они для нас актуальны уже 200 лет.

- Когда вы делаете адаптацию хрестоматийных произведений, о чем думаете?

- О том, чтобы вернуть тексту остроту, свежесть. Я читал, что премьера пьесы "Мещане" Горького во МХАТе в начале XX века сопровождалась конной полицией. Студенты штурмовали театр. Вот хочется, чтобы искусство вызывало именно такие реакции.

Подробнее читайте на ru.hellomagazine.com ...

1137 +